Эндорф на сообщение не отреагировал. Точнее - словами не отреагировал. Он просто радостно улыбнулся, сполз еще куда-то пониже, целомудренно поцеловал внутреннюю сторону бедра женщины, а потом, вернувшись лицом к лицу, опять улыбнулся - какой-то странной улыбкой: того и гляди - либо расплачется, либо рассмеется, - и погладил правую ногу Ханф, отодвигая ее при этом от левой и чуть подозрительно подняв бровь - не передумает ли в последний момент?.. А то потом выяснится, что на самом деле это он ее заставлял, и что он - вообще маньяк-насильник. Как те эльфы...
"Главное, чтобы она про них не вспомнила... Чтоб ее не спровоцировать на воспоминание этого" - подумалось Всетемнейшему.

-И я... - согласно и снова очень радостно - даже как-то чересчур, - выдохнул князь, как-то странно пробежал пальцами от бедра до живота - как по клавишам и, наконец, исполнил вторую часть своих десятидневных мечтаний, проникнув внутрь желаемого обьекта. Всетемнейший начал двигаться как-то очень неторопливо, стремясь прочувствовать всю глубину момента, и все прочувствования в подробностях запомнить на будущее. А пальцы левой руки Эндорфа, живя какой-то собственной, и, очевидно, очень музыкальной жизнью, наигрывали что-то на теле Ханф, и наверняка очень удивлялись - чего это оно не играет? Может, сломалось?..

Впрочем, прочувствовав глубину, Эндорф решил, что теперь можно и ускориться, что и начал делать, не теряя первоначально заданного ритма. И теперь это уже совсем напоминало какую-то музыкальную композицию, которые князь никогда не создавал сам, но так любил импровизировать с чужими, меняя их почти до неузнаваемости, но оставляя первоначальный ритм.
Теперь князь уже не был так сосредоточен на запоминании и переключился на получение/доставление максимального удовольствия. То есть если во время медленной поры он, как-то замерев лицом, смотрел Ханф в глаза, то теперь он принялся активно целовать ее лицо. Точнее, целовать - это громко сказано. Дотрагиваться губами?.. И языком? Вот уже ближе...
Зато пальцы замерли, сложившись воедино, и вместо поигрываний принялись за поглаживания.

Ягодицам, видно, Ханф тоже нравилась. Впрочем, они были в этом не одиноки - целых два метра мяса были с ними одного мнения на счет женщины. Всем было хорошо - не это ли точка высшей благодати?.. Да кому после этого нужны рай с нирваной?.. Да никому - даже душа предпочитает остаться в теле.
Всетемнейший высвободил свой рот - стало критически не хватать дыхания, и снова посмотрел Ханф в глаза - ему очень нравилось, то что... звериность его глаз Ханф не пугает, как некоторых. Князь положил руку на грудь женщины и почувствовал, как бьется ее сердце - а оно билось ух как сильно. Впрочем, князево не отставало, и все вобщем-то говорило о том, что точка Самой высшей благодати уже близка. А князю еще казалось, что это вечно будет... Ну... зато можно ведь повторить?..

Наверное, даже если бы князь хотел, он не смог бы объяснить женщине, что момент блаженства - это не его кожа, и в нее бесполезно впиваться ногтями. Впрочем, как обычно спасала регенерация, благодаря которой князь даже не успевал прочувствовать большинство царапин и укусов. Да и вообще, не ему упрекать Ханф - у самого реакция на удовольствие была наверное, даже хуже - окончательно удлиннившиеся зубы, впавшие щеки, звериные глаза и даже полупревартившеся в когти ногти на руках. Но вот с этим он точно ничего не мог поделать.
Ритм все же чуть чуть сбился, став более дерганным и надрывным, но князю уж очень хотелось, что бы Вселенные лопнули - это слово гораздо более приятное, чем взорвались, и больше воодушевляет к восстановлению - одновременно.

Всетемнейший, испытывающий крайнюю потребность в воде, все же как-то умудрился осторожно вывернуться из объятий (какой вертлявый он, однако, как штопор), захихикал и, подхватив женщину на руки побежал - именно побежал, что было опасно делать на мокром полу, - в зал с бассейнами, где, уже откровенно расхохотавшись, прямо с разбега и женщиной на руках прыгнул в бирюзовый бассейн.
Щеки, ногти и зубы с глазами почти пришли в норму и Эндорф теперь опять был человеком - только странным каким-то, не перестающим смеяться...

-Гы-гы-гы, - только и ответил князь, тоже не переставая стучать зубами - ему тоже было холодно. Даже холоднее, наверное. Он набрал в грудь воздуха и в прыжке опустился куда-то под воду, где, совсем уже ребячясь, дернул женщину за ноги, заставляя нырнуть с головой.
Что-то определенно во Всетемнейшем поменялось. Это было за километр заметно. Но только не ему самому - ему все равно было, ему было хо-ро-шо.

-А если не буду, то что мне за это будет? - хихикнул Всетемнейший, которому уже совсем не хотелось пить - воды он наглотался порядочно. Зато есть хотелось... Вся еда, которую им принесли, уже остыла, но Эндорфа это ничуть не отпугнуло, так что он направился к суше, активно при этом дрыгая ногами, стараясь создать как можно больше брызг, чтобы как можно сильнее забрызгать Ханф - это была месть. А нечего его кусать - он, между прочим, сам этот... как его?.. хищник, вот!

-Далеко же тебе придется идти за кем-нибудь другим... Окоченеешь... - хмыкнул Всетемнейший, отправляя в рот кусок холодной баранины. - Ты попробуй, - предложил он. - Она и холодная ничего... - впрочем, князю баранина практически в любом виде была "ничего" - очень уж он ее любил. Особенно без гарнира... Он совершенно искренне считал, что практически любой гарнир портит вкус мяса, но положенную порцию витаминов послушно съедал... Да, назвался князем - жри овощи...

-Нет, просто я не уверовал в эту угрозу, - хмыкнул князь, который явно не слишком-то и рвался есть рыбу - она никогда ему не нравилась... Он уже успел отожрать порядочный кусок своей баранины и сейчас упрямо гипнотизировал чайник с чаем, словно надеясь, что тот сам нальет ему чай. Но чайник не шевелился и князь окончательно убедился в своих нулевых способностях к гипнозу неодушевленных предметов, а потому поднял глаза на Ханф и снова начал расплываться в улыбке. - Я тебя люблю. Серьезно, - сообщил он и в очередной раз рассмеялся. Потому что это правда было очень забавно - пятьдесят лет не любить никого, кроме себя, княжества и рояля, а потом за десять дней влюбиться в человеческую женщину не самого высокого сословия, не обладающую особо выдающимися качествами и в конечном итоге вообще потерявшую память. А он еще шутил на эту тему с Мэри... Интересно, чтобы она сейчас сказала?..

Всетемнейший подавился смешком и уставился на женщину, которая, казалось, вот-вот разрыдается.
-Ты чего? - удивился он. Ну, просто ему было категорически непонятно, из-за чего можно так расстроиться, когда тебе признаются в любви. Ведь любовь - это хорошо, нет? Князь ведь совсем не лукавил, когда Мэри говорил, что хочет влюбиться - потому что никого не любить - это скучно. А так можно радоваться и страдать, радоваться страданиям и ржать без причины.

-Ну ладно... - кашлянул Эндорф, решив, что когда будет в следующий раз признаваться в любви, предварительно аккуратно "подготовит почву". Князь пододвинулся к Ханф поближе, не отнимая своих рук, плотно прижался и, чуть прихихикивая сказал, - Ты не расстраивайся... Ну с кем не бывает?.. Ничего страшного не случилось... - Всетемнейшему очень трудно было сдерживать смех, потому что ему теперь все время хотелось ржать, но он очень старался, и у него только периодически прорывались истерические всхлипы.

-Ну, если бы это была неправда, я бы не сказал, - и это была правда, князь был не из тех людей, которые признавались в любви, ощущая лишь легкую симпатию. Симпатию он испытывал давно, но симпатия - это что? Это ерунда, а никакие не чувства. А шутить с этим?.. Ну, князь бы мог, но не с Ханф - он прекрасно понимал, что ее бы это до глубины души обидело. Да интонация у князя была совсем не такая, какой говорят "я тебя обожаю просто", пускай он и засмеялся сразу же...
Эндорф положил руки на плечи Ханф и продолжил:
-Так что придется тебе поверить..

-Ну вот и хорошо! - сказал князь, когда женщина закончила объяснять ему свои чувства. К слову, с помощью поцелуев у нее это получилось гораздо лучше, чем словами. По крайней мере, Эндорф понял. Хотелось что-то сказать, или спеть, или сыграть, но вот - что? В голову категорически не приходило. - Ля-ля-ля... Ля-ля... - выдал тогда князь, шатаясь в такт "ляляканью" и крепко прижимая к себе женщину. - Лю-лю-лю... Трульлюлю! Когда придем в замок, я обьязательно спою тебе еще раз. Только какую-нибудь другую песню, потому что та, которую я тот раз пел - очень грустная.