Джин внимательно посмотрела на него снизу вверх и внезапно улыбнулась. Думаю ты прав...-грустно сказала она, однако тон никак не вязался с милой улыбкой, играющей на губах. только на этот раз я организую нашу "поездку" прямо в город. Она будет проще, чем "разрывать саму ткань этого мира в двух местах, создавая между ними своеобразный туннель, в котором время оказывается сжатым до минимума."-наконец рассмеялась колдунья и не терпя возращений положила обе руки на предплечья мага. Не волнуйся.-сказала она напоследок-Огонь не укусит тебя, если я не захочу...-тихо добавила она и как то странно улыбнулась, а улыбка потонула в охватившем ее пламени, которое казалось злым, но на самом деле было ласковым и добрым. Оно быстро перекинулось на Вартлоккура, но не кусало и не жгло, оно лишь помогало исчезнуть...Через секунду они исчезли и только черный дымок, поднявшийся над тем местом говорил, о том, что они когда-то были здесь...
/улицы города/

Порт Орфео находился в нескольких милях от самого города. Так что нужно было ещё идти пешком. Дорога, ведущая в столицу, от горизонта до горизонта была заполнена людьми. Солдаты и наёмники со всех концов королевства шли к военному лагерю около Орфео, что бы оттуда потом двинуться на Нокму. Зрелище было столь вдохновляющим, что Мечеслав невольно остановил коня и начал осматривать людской поток. Закованные в латы рыцари – мощь и гордость королевской армии, на земле нет такой силы, которая сможет справиться с ними в открытом бою. Их единственным недостатком является лишь их сравнительно малое число. Тяжёлая пехота – основа любой армии. Именно на неё приходятся самые тяжёлые удары врага, но благодаря выучке и смелости она всегда одерживает победы. Дальше шли пешие и конные стрелки. В меткости они, конечно, не могли сравниться с эльфами, но арбалеты бьют мощнее и точнее чем луки. Но, увы, много было и простого ополчения одетого и вооружённого лишь бы как, не знающего даже основ военного дела. Их обычно бросают в бой, что бы добить врага, а иногда наоборот ставят на направлении вражеского удара, что бы они сломали их строй или хотя бы измотали противника… Прекратив оценивать королевскую армию, Мечеслав присоединился к потоку людей и к вечеру уже был в городе.

>>>Орфео - улицы

Отредактировано Мечеслав (2008-21-12 00:31:23)

Часа через полтора конный отряд из десяти человек подъехал к лагерю армии Хеодиса. Стражники, три высоких щитоносца и два коренастых алебардиста, преградили дорогу всадникам:
- Кто такие? В наёмники записывают в городе. – устало заявил один из щитоносцев.
- Мы не наёмники. Мы от генерала Барки. С важными приказами. – сказал Астат, выехав вперёд и показав стражнику конверт с печатью генерала.
- Тогда проезжайте. – уже более почтительно ответил солдат и отступил в сторону, позволяя бойцам проехать внутрь лагеря. Другие стражники последовали его примеру.
Внутреннее устройство лагеря ничем не удивило Мечеслава. Всё-таки он десять лет своей жизни жил в таких условиях. Шатёр богатого феодала находился в центре, вокруг него было несколько шатров поменьше – его вассалы. А вокруг этих шатров были палатки простых воинов, или вообще просто охапки сена и соломы, служившие матрасом для самой бедной части бойцов, которых привёл с собой землевладелец. Позже, когда начнётся поход, в шатрах будут спать только сеньоры. Пехота, ополченцы, да и рыцари победнее почивать будут под открытым небом, подложив под голову седло, шлем или ногу товарища, и готовые при малейшем шорохе, с ещё не раскрывшимся с спросонья глазами, вскочить и рубить мечом или секирой всё, что попадётся под руку. Единственное, что поразило наёмника и его спутников это размеры лагеря.
- Сколько здесь народу собралось? – ошарашено спросил Братислав
- Тысяч двадцать. Не меньше. – с ещё большим удивлением ответил Хавган –  Поди уже целый час едем, а только до середины доехали.
- Да нет. Гамилькар говорил, что и 15 000 не собрали. Едем мы всего 40 минут, а вот с серединой вы угадали. Вон шатёр фон Бадена, командующего этой армией. – Астат быстро поправил наёмников и внёс ясность в разговор. Лучник сразу понравился Мечеславу. Простой, улыбчивый, открытый.
- Этот фон Баден не хороший человек. Высокомерный, гордый, заносчивый. Простых солдат, да и многих рыцарей ни в грош не ставит. Так что не беситесь, когда он будет на вас, как на тараканов смотреть и так же разговаривать. – продолжил повар
- А если я его на поединок вызову?! – с усмешкой спросил Мечеслав. У него сложилось впечатление о командующем как о человеке слабом, глупом и высокомерном.
- Не стоит. Он всё равно откажется. Скажет, что вы не достойны с ним биться. – и словно предугадав следующие слова наёмника, добавил – И обвинение в трусости не поможет. Только злобу на вас затаит и будет ждать подходящего момента для мести. Обид он никому не прощает. Да и биться с ним опасно. Он высокий как Крысобой и силой обладает нечеловеческой.
- Я и сам не слабак. Железный нож в трубочку согнуть могу. А что до роста, так все орки выше меня на две головы были. А скока из них в живых осталось?
- Никого! – почти хором ответили наёмники и засмеялись
- А я и не говорил, что он вас победит. Я только сказал, что боец он умелый и сильный. Но это всё равно не важно. С вами он биться никогда не станет, так что зря кровь себе не портите, и не обращайте внимания на его высокомерные замашки. Тем более от того что вы его оскорбите, у господина Барки проблем добавиться. – лучник знал что и когда нужно сказать.
Эти степняки, они что, все такие? – спросил себя Мечеслав – Ахмед и Хасан тоже ведь языком чесать умеют.
Пусть Мечеслав был готов рискнуть головой и вызвать фон Бадена на поединок, и если понадобится оскорбить того словом или действием, но доставлять проблемы генералу бывший сотник не решиться, так как даже у наёмников отвечать злом на добро не принято.
Через несколько минут Мечеслав, Астат и Храбр, сняв шлемы, вошли внутрь шатра командующего армией.
Шатёр состоял из трёх частей и извне напоминал большой переносной дом, а изнутри –  переносной дворец. Перед входом стояли два закованных в железо солдата с короткими, в человеческий рост, алебардами. На их котах был герб фон Бадена: красный единорог. Внутри в маленькой парадной части, секретарь (полный мужчина средних лет, с повадками евнуха), молодой паж и четверо стражников, но уже не с алебардами, а с небольшими круглыми щитами и мечами. Двое стояли на входе во внутреннюю часть шатра, двое на выходе.
- Указ от генерала Барки – коротко произнёс лучник, протягивая конверт с печатью секретарю.
- Посыльные… – устало произнёс толстячок и окинул бойцов презрительным взглядом – У господина фон Бадена сегодня не будет на вас времени. Приходите завтра, может он и примет вас.
Единственной причиной, почему Мечеслав не проломил череп этому евнуху, был глубокий шок, в который его повергли слова секретаря. Перед входом он настроил себя на то, что придётся терпеть заносчивость фон Бадена, но вот терпеть заносчивость секретаря он не собирался. Сознание по-прежнему отказывалось воспринимать произошедшее как действительность, но пальцы правой руки (левая держала шлем) уже начали сжиматься в кулак. Ещё пару секунд и наёмник придёт в себя, а затем никакое чудо не сможет спасти жизнь зазнавшемуся толстячку. Однако в этот момент встрял Астат.
- Это не просто указы, это назначение на пост командующего наёмными войсками и приказ об их передислокации. Так что будьте добры сообщить об этом господину фон Бадену. Иначе завтра будете сами разбираться, куда делись все наёмные части. – говорил лучник спокойно, мягко и размерено, давая понять что ни «евнух», ни сам Ульрих фон Баден никак не способны на это повлиять.
- Ладно, – секретарь сказал это так, будто он делает Мечеславу и другим одолжение – я сейчас доложу о вас господину.
По мановению руки толстячка молодой паж метнулся во внутреннюю часть шатра.
Вскоре он вышел и пригласил наемников пройти внутрь. Эта часть была оформлена в стиле рабочего кабинета. Она оказалась раза в три больше парадной. Пол был выложен досками из дуба, поверх которых лежали шкуры зверей. Тигриные шкуры, лежавшие по краю шатра, располагались так, что если посмотреть сверху, то будет казаться, будто живые звери бегут по кругу. Ближайшие к выходу две трети кабинета занимали две огромные шкуры белого цвета с твёрдой шерстью, принадлежавшие неизвестному животному. Остальную треть, которую занимал письменный стол и огромное кресло из красного дерева, спинка которого была увенчана головой льва с оскалившейся пастью, покрывали шкуры медведей. За стулом был виден вход в, вероятно последнюю часть шатра, которая, по всей видимости, представляла собой опочивальню. Где то на границе между зоной гостей и территорией хозяина был маленький столик с маленьким стульчиком. Сначала Мечеслав подумал, что это место карлика-шута, но вскоре выяснилось, что это место писаря. Хотя… бедному писарю приходилось играть и роль шута, какую именно наёмникам вскоре предстояло узнать. Из «живых существ» в кабинете было четыре рыцаря. Вооружены они были полутораручными мечами с длинными рукоятями. Стояли они, так же как и в парадной части: двое у выхода из кабинета, двое у входа в опочивальню. Хотя казалось, что на самом деле рыцарей только двое: стоящие у входа в опочивальню – отражение тех, что стоят у выхода: все четверо замерли в одной позе, были одного роста, одного телосложения, в одинаковых доспехах с одинаковым оружием. Их мечи были вынуты из ножен, и стояли перед рыцарями остриём вниз, руки стражников опирались на «яблоки» рукоятей в форме алмаза. Казалось, будто солдаты опираются на своё оружие. Вскоре появился писарь-шут. Это был высокий худощавый человек с короткими рыжими волосами, и редкими веснушками на лице. Он вошёл из парадной части, протиснулся между солдатами и стал около своего столика, который не доставал ему и до пояса. Через минуту из опочивальни вышел и Ульрих фон Баден. Он действительно был очень высоким человеком, с красивым, хорошо сложенным пропорциональным телом. На вид воину было не больше 25: чёрные, густые волосы доходили до плеч, на лице не было ни одного шрама, ни одной морщинки. Догадаться, что на самом деле рыцарю около пятидесяти было невозможно. Разве что кто-то умудрённый жизненным опытом, заглянув в большие, зелёные глаза Ульриха мог понять, что они видели гораздо больше, чем можно увидеть за 25 лет. Одет он был в дорогой бархатный наряд, обшитый драгоценными камнями и золотыми нитками. На груди висел золотой символ Поляриса (едва ли фон Баден был приверженцем этой религии, но сейчас, если ты не поклоняешься Полярису, то ты рискуешь не только титулом и богатством, но и головой). Однако поведение рыцаря сильно портило впечатление о нём. Как только он вошёл в кабинет, то свысока, окинул презрительным взглядом наёмников. Ни на одном из бойцов его взгляд не задержался, как бы показывая, что такие холопы не способны заинтересовать его. Затем он сел за стол. Только сейчас Мечеслав обратил внимание на то, что и стол и кресло находятся на небольшом выступе умело скрытом шкурами. А потому даже сидя на своём «троне», фон Баден был  не ниже своих стражников, а уж писарь, которому приходилось сгибаться в три погибели, сидя за своим столиком, казался и вовсе не человеком, а каким-то мелким никчёмным существом. Начинать разговор фон Баден не спешил. Откинувшись на спинку своего кресла и положив руки на стол, он сверху вниз с лёгкой усмешкой смотрел на наёмников, согнувшихся в приветственном поклоне. Фон Баден молчал. Он не торопился начинать беседу, явно получая удовольствие от того что заставляет людей вот уже три минуты стоять склонив головы перед ним. Конечно, унижение простого человека, не было чем-то необычным для командующего, но сейчас перед ним не обычные простолюдины… Сейчас перед ним люди Гамилькара Барки. Гордые, сильные, мужественные, закалённые в огне и крови сотен битв и войн… холопы. Ульриха всегда злила просто таки братская любовь Гамилькара к простым солдатам. Командующий армией Орфео считал, что такие вещи как храбрость, честь, доблесть и мужество незнакомы простолюдинам.
Холопы – существа, любые действия которых можно объяснить страхом. Они работают, потому что боятся голода, они идут в бой, потому что страшатся наказания, они заботятся о детях только из страха, что те могут не позаботиться о них в старости. Благородные же работают на благо своей страны, бьются ради славы своего имени и рода, заботятся о детях из любви к ним. Холопы не ровня Благородным, и никогда и нигде не смогут сравняться с ними. Их жизни – это ступеньки, по которым сильные мира поднимаются по лестнице своей жизни. Нормальные люди по ступенькам ходят, они не разговаривают с ними. Но Гамилькар этого понять не может. Вероятно, это потому что в нём самом этой благородной крови почти нет. Ладно бы если бы, войдя в круг Благородных, он стремился к нашему идеалу. Так нет, каждый раз, когда у него есть возможность, он старается показать свою неприязнь к нам. Окружил себя всяким отрепьем, приблизил их, сделал их, чуть ли не своими друзьями. А они… Они привыкли, что их уважают, что с ними считаются, о них заботятся. Они забыли своё место в жизни! Они забыли, что они ступеньки! И что их дело, сгибаться, когда идёт Благородный! Надо им напомнить. – так рассуждал фон Баден
Вскоре между наёмниками проскользнула чья-то худенькая фигурка – это был очередной паж: невысокий, худенький брюнет с тёмно-карими глазами. Он встал напротив писаря.
- И что же за приказы нам прислал господин генерал? – наконец Ульрих соизволил начать разговор и наёмники смогли разогнуться.
- Это назначение. – коротко ответил Астат и передал письмо только что вбежавшему пажу, а тот в свою очередь отдал его фон Бадену.
Мечеслав даже немного удивился тому, что паж не вытер письмо каким-нибудь платочком, перед тем как отдать его командующему; настолько явно было видно, что все эти церемонии существуют только для того, что бы указать наёмникам, насколько они ниже командующего фон Бадена.
- Интересно? – сказал Ульрих, пробежав глазами по письму – И куда же направляются наёмные войска?
- Мы станем близ Картерхо. Город плохо защищён, а потому жизнь короля может быть в опасности. – ответил Мечеслав
Лицо фон Бадена вздрогнуло. Он только сейчас понял, что командование самыми умелыми солдатами имперской армии поручено, не благородному человеку, а «ступеньке».
- А ты уверен, что справишься? – с призрением и, возможно, некой злобой в голосе спросил командующий. – Что бы командовать людьми, нужна благородная кровь. Подчинённые должны чувствовать, что они ниже. Только тогда они будут выполнять приказы. Если же в тебе нет благородной крови… – Ульрих впился глазами в наёмника – Быдло, не будет подчиняться другому быдлу.
Убить или покалечить? – спросил себя Мечеслав. Он не собирался играть словами, не собирался бросать вызов, он твёрдо намерился пустить Ульриху фон Бадену его благородную кровь. Левая рука наёмника по удобней взяла шлем: до меча тянуться долго, проще проломить ему череп чем-нибудь тяжёлым. Храбр, стоявший сзади, собирался сделать то же самое, но уже с одним из стражников.
- Нравиться вам это или нет, господин фон Баден, но это приказ генерала. А значит, все наёмные войска переходят в полное распоряжение Мечеслава, и вы должны немедленно написать письмо в канцелярию, где будет приказано предоставить ему полные сведенья о наёмных войсках. – спокойно сказал Астат, будто и не слышал слов фон Бадена.
- Я тебе ничего не должен, смерд. – прошипел Ульрих, поднимаясь с кресла. - А теперь пошли вон! Письмо вам скоро вынесут.
Астату чуть ли не силой пришлось выталкивать наёмников из шатра.
- Чего ты влез? – зло бросил лучнику Храбр
- Я бы заставил этого недоноска заплатить за свои слова – добавил Мечеслав
- Напасть на командующего посреди военного лагеря. Это самоубийство. Его быть может ты и достал бы, а что со стражниками сделать собирался?
- Что произошло? – недоумённо спросил Хавган
- Да их там четверо было. – ответил Астату Храбр – Справились бы.
- Четверо? А десять не хочешь? И мы только видели стольких, а их могло быть и больше – не обращая внимания на недоумённые лица и вопросы товарищей, продолжил лучник
- Так и нас восемь. Вы ведь в стороне не стояли бы? – Мечеслав обратился к остальным.
- Нет, не стоя ли бы. Но объясни, наконец, в чём дело. – ответил за всех Ахмед
- Да убил бы ты Ульриха, убил бы охранников и что дальше? Живым из лагеря никто бы из нас не ушёл. Да ещё и генерала бы под удар поставил. Сразу бы слухи пошли, что это он убийц подослал. – вновь пропустив мимо ушей реплику Ахмеда ответил Астат.
Мечеслав открыл было рот, что бы что-то возразить генеральскому повару, но не нашёл что. Наёмник понимал, что Астат прав. Если бы он ударил фон Бадена, то подписал бы смертный приговор себе и всем своим товарищам, а заодно поставил бы крест на добром имени генерала. Но вот так просто, молча терпеть побои как собаке… Гордость сжала горло, и требовала мести. Но разум просил вытерпеть…
Придёт момент, когда ты не сможешь прятаться за своим титулом, и тогда я убью тебя – Мечеслав мысленно обратился к фон Бадену
Через несколько минут вынесли необходимое письмо и отряд отправился в канцелярию.
3000 наёмников!... странно… – Мечеслав не знал радоваться или грустить. С одной стороны теперь он командует тремя тысячами отборных солдат, а с другой – для всего Хеодиса 3000 наёмников это ничто… Их должно быть раз в пять больше. Да и вдобавок желание разрубить фон Бадена на тысячу маленьких кусочков всё ещё горело в груди наёмника, а понимание того, что это произойдёт ещё очень не скоро, заставляло просто кипеть кровь. Они шли по той части лагеря, где расположились наёмники – и Мечеслав старался выглядеть более-менее бодро и весело. Был уже вечер – бойцы собрались у многочисленных костров в ожидании ужина. Только пажи да патрульные всё ещё бродили по лагерю. Сначала отряд Мечеслава прошёл вдоль лагеря всадников из Южных земель. Невысокие люди с такими же невысокими лошадками, в ближнем бою они ничего не могут противопоставить коннице, а уж рыцарям и подавно, а потому вступать в рукопашную схватку эти всадники никогда не спешат. Они накатываются на противника, осыпая его градом стрел, а потом поворачивают назад, для нового наскока. И так до тех пор, пока противник не отступит или же пока его ряды не поредеют достаточно, что бы степняки могли прорвать их. С рыцарями они ведут бой почти точно так же: сначала из луков убивают лошадей, а потом и невольно спешившихся всадников в рукопашной.
-  Ахмед, Хасан, найти всех командиров и передать, что бы явились в центр лагеря наёмной пехоты через два часа.
- Да. – ответил Ахмед
- Хорошо. – кивнул Хасан
Отряд двинулся дальше. Рядом с лагерем степняков находился лагерь конницы, а за ним и шатры пехоты. Хродгар отправился искать командира конницы, а остальные сразу двинулись к лагерю пехотинцев: Мечеслав знал очень многих предводителей наёмной пехоты, а так как сбор был назначен именно в центре пехотного лагеря, то бывший сотник решил сам сообщить об этом командирам, а заодно и поприветствовать товарищей.
Вскоре в центре лагеря вокруг нескольких столов, которые были реквизированы у ближайших отрядов, собралось 26 человек: бойцы Мечеслава, Астат, и командиры наёмников.
- Приказом генерала Гамилькара Барки на время этой компании я назначаюсь командиром всех наёмных частей этого войска. – Мечеслав поднял вверх указ Гамилькара. Он подождал немного: вдруг у кого-то из командиров возникнут сомнения в подлинности письма. Убедившись, что никто это заявление опротестовать не собирается наёмник продолжил:
- Нам приказано, завтра на рассвете выступить к Картерхо. У города почти нет армии, только гарнизон замка, а потому они не могут обеспечить защиту императора и генерала, который тоже вскоре направиться к ним с визитом. Наша задача защитить город и нашего владыку от слуг тёмного князя или… – Мечеслав на секунду замолчал, окинул взглядом собравшихся, а затем продолжил – … или мятежников. Добраться до города необходимо в кратчайшие сроки, потому двигаться будем с максимальной скоростью, останавливаясь только на ночлег. Разведывательный отряд и авангард будет состоять из степняков. За ними пойдёт конница. Пехота в центре, а алебардисты будут охранять обоз.
Мечеслав ещё раз внимательно посмотрел на лица командиров: они были спокойны и собраны. Командующий наёмными частями не ждал ничего другого: наёмникам плевать, кого резать, лишь бы платили хорошо.
- Вопросы?
- Какая оплата? – спросил один из степняков. Мечеслав повернулся к нему:
- За битву – оплата обычная. Если, успеем в срок – оплата за время в походе поднимается на пять процентов. Если нет, опускается настолько же. – поначалу Мечеслав не хотел ничего менять в условиях оплаты, но этот вопрос навёл его на способ подстегнуть интерес наёмников к быстрому марш броску.
Больше вопросов не последовало.
- Тогда направляйтесь к своим отрядам и начните подготовку к походу.
Командиры стали медленно расходиться, а Мечеслав обратился к своим людям:
- Ахмед, Хавган, Братислав и Хродгар, оставайтесь в лагере и проследите, что бы к моему возвращению войско уже было готово выдвигаться. А я Астат, Хасан и Храбр отправимся к генералу: он хотел сказать мне что-то ещё.
- Есть, господин командующий! – почти хором ответили бойцы и вытянулись как по команде «смирно».
- Не юродствуйте. – широко улыбнувшись, сказал Мечеслав и вскочил в седло – Уже темно, да и гроза собирается. Поспешим.

>>> Орфео – улицы города

Отредактировано Мечеслав (2009-06-02 20:03:34)

<<< Улицы города

Хлюп-хлюп, шлёп-шлёп... "М? А что такое?.." Мешок, валяющийся в самом углу видавшей виды крытой телеги, завозился и попытался приподняться, но тут же с оханьми и аханьями опустился обратно. Во-первых, поверх этого мешка лежал ещё мешок, а потом ещё мешок... так что приподняться было не так то просто, а, во-вторых, у содержимого мешка жутко болела голова, а это, знаете ли, не очень способствует процессу приподнимания.
- Эй, красавица, куда идёшь такая одинокая?! - игриво прогудел мужской басок где-то позади мешка. "Чо?!" - возмущённо подумало его содержимое. Оно сейчас вообще было склонно к всяческого рода раздражениям. "Какая красавица?!.. Оу, моя голова!.. Где я?! Где все?!! Что за... мешок?! Меня похитили?!!" Содержимое хотело было разразиться угрозами и проклятьями, даже попыталось открыть рот, но...
Из мешка, что валялся в самом углу кибитки под грудой других таких же мешков, послышался глухой стон. "Уй! Как всё болит! И губы какие-то... солёные? Меня били?! О, ужас! За что?!! Хотя есть за что. Эм, раз двигаюсь - плохо били. Ну и ладно... Орать, наверное, бесполезно, раз меня связали и засунули в мешок. Ну хоть кляпом рот не заткнули, и на том спасибо!.."
Мысленный монолог прервала неожиданная остановка. Мешок слегка тряхнуло. Послышалось лошадиное ржание.
- Эй, красавица! Ты меня слышишь? Хочешь подвезу?? - басок был всё так же весел и игрив. "Чтоб ты себе язык прикусил!" - мстительно подумала Фаиль. Послышалось негромкое шипение и брань сквозь зубы. "Ага! Прикусил таки?! Вот, бойся меня грозную и ужасную! Я иду к тебе!" - вопреки своим мыслям мешок начал двигаться в противоположную от источника звука сторону. Хотя "двигаться" - это громко сказано. Медленно, медленно мешок начал выполнять движения а'ля дохлый червячок. На счастье "червячка" прочие мешки были набиты какой-то мягкой рухлядью и продвижению сильно не мешали. было больно, но терпимо. "Ничего, ничего! Мы и не такое вытерпеть сможем!" - уговаривал себя мешок и полз дальше.
А снаружи молодой парень, внешность которого не совсем соответствовала голосу, короче, этот бледный дохлячок теребил в руках вожжи и весело скалился девушке в "ушастом" капюшончике. И даже не подозревал, что один из мешков в его кибитке довольно бодренько двигался к "выходу".

- А чего так? - парень был явно в хорошем настроении и отступать не собирался. Уже тот факт, что девушка обратила на него своё драгоценное внимание, внушал ему оптимизм и призывал продолжить.
- По грязи тащиться то, поди, не очень приятно, так что зря отказываешься, - оскал достигал чудовищных размеров, разил наглостью и самодовольством. Лошадь презрительно всхрапнула и недовольно покосилась на наглеца, явственно выражая своё к нему отношение. Ей вообще не нравились люди, говорящие громко и скалившиеся таким образом. Первый её хозяин был жутко наглым и задиристым, за что и поплатился. И сейчас история грозила повториться. Мудрая лошадь всхрапнула ещё раз и жалобно поглядела на странную девицу в капюшончике, мол, я не с ним, его не знаю и трогать меня вообще не надо.
Тем временем мешок полз. Били (если вообще били!) его содержимое действительно плохо, если он успел за всё это время проползти такое расстояние, которое при хорошей побитости преодолеть весьма затруднительно. Уткнувшись в борт, он завозился, немного приподнялся, неуверенно повертелся, словно пытаясь что-то разглядеть. Вдруг резко качнулся вперёд, перевалился, повис, тихо выругался и начал медленно стекать вниз, навстречу земле. Чувствуя себя такой маленькой густой капелькой, Филь тихонько радовалась обретаемой свободе. Судя по тишине, холоду и тому, что её везли в какой-то повозке, она смутно догадывалась, что находится за городом. По крайней мере в это очень хотелось верить. Оказаться за городом Филь казалось намного безопаснее, чем за его стенами. Хотя бы потому, что за городом некому тыкать пальцами и орать "А! Живой мешок!! Лови его!". Оставалось только бесшумно и аккуратно выгрузиться на землю и ждать, пока добрые путники подберут и выпустят похищенную друидку. "А уж если и не подберут, то я сама как-нибудь! Зубами! Вот. У меня хороошие зубы. Да-да. Крепкие, здоровые. Острые... Хм, чую, сейчас случится какая-то гадость. Вот прямо нутром чую!.."
Неожиданно свесившаяся часть перевесила ту, что всё ещё оставалась где-то в кибитке. Плюх! Мешок смачно шлёпнулся в грязь. Эльфийское сердце глухо бухнуло и покатилось в пятки. "Ну всё. Это конец. Прощайте, мама и папа, я вас больше никогда не увижу, потому что сейчас придут большие и злые дяденьки и будут меня бить. По-настоящему. Потому что сбегать - нехорошо..."

Большие и злые дяденьки на радость Филь приходить не спешили, но зато вместо них на неё спустили что-то несомненно более страшное и кровожадное. Это существо жутко развизжалось, и это было даже ужаснее, чем пара мужиков с дубинками. От этих хоть знаешь, чего ожидать, а что ждать от визгливой диковинной твари, Филь даже представить боялась. Эльфийка от страха и предчувствия неминуемой гибели вся сжалась и стала активно прощаться с жизнью: "Мне ведь ещё только 121 год! Молодой умираю, молодой! И кто передаст моим родным, что жизнь моя оборвалась так неожиданно и бесславно... в мешке... Фу! В мешке?? Фе! Ну, это уж слишком! В мешке, как распоследняя... собака! Да! Ужаасноо! Желаю умереть красиво и героически! На мраморном алтаре от ран, полученных в боююю. И чтоб толпы плакальщиц омывали подножие его солёными слезааами, и чтоб на мне был такой красивый красный плааащик..."
Прощание, плавно скатившееся в нытьё, было прервано скрипом несмазанных колёс и чавканьем грязи. Мудрая лошадь, испуганная нимфовским "ниииизачто", решила. что история определённо повторяется и поспешила поскорее убраться с места происшествия. А следом за животным в движение пришла и сама кибитка. Парень, с лица которого наконец-то сползла нахальная лыба, испуганно зыркнул на нервную нимфу и цыкнул на лошадь, чтоб та прибавила ходу. Лошадь она такая, плохого делать не будет. Да и девица уже не казалась такой милой и хорошенькой, как вначале. И желание познакомиться поближе куда-то испарилось. Если сначала раздражённая нимфа выглядела забавно и даже мило, то сейчас в его вихрастую голову стали закрадываться подозрения, что девушка... немного того. И даже не немного. А, может, эта одна из тех баб с запада, что ходят в железяках, воюют и ой как не любят мужчин? Но комбинезон мало походил на доспехи и оружия у малютки вроде не имелось... Значит больная. А разве нормальная девушка будет отказываться от такого перспективного предложения, как прокатиться на телеге?! Нет, конечно, если она не знатная дама и не монахиня какая-нибудь. Умственно больных парень побаивался, и поэтому, раздражённо плюнув на дорогу, насупился, отвернулся от Афи и стал что-то возмущённо бухтеть про то, что все бабы - дуры и счастья своего не понимают.

Даже эльфам-чистоплюям иногда хочется почувствовать себя свинкой. Поваляться в грязи, похрюкать. Особенно, когда ничего другого не остаётся. Это вам, простым смертным, легко: полежал, встал, ушёл, а нам, венцам мирозданья, для начала надо выбраться из мешка. Какого мешка? А такого. У нас, у венцов, всё очень сложно. В грязи валяться? Только в мешке! В хорошем таком крепком мешке, который просто так не порвёшь руками и не сгрызёшь острым зубом. Конечно, можно попробовать выкатиться с дороги колбаской. Но это малоэффективно, трудоёмко и грозит ещё более страшным извозюканьем в грязи, чем просто в ней возлежание. А возюкаться нам больше не хооочется. Мы итак уже не очень чистые. Мы уж лучше просто полежим, подумаем о смысле жизни, отдохнём. Вспомним, на каком повороте мы потеряли эльфийку, которая при одном слове "грязюка" брезгливо морщила нос, обожала тщательно выглаженные носовые платочки и коллекционировала рецепты натуральных пятновыводителей. Которая бы ни за что не прониклась дружественным отношением к черноухому недразумению рода эльфийского, афроэльфу, не стала бы греться дедовским способом на глазах у постороннего и залезать через окно в дом без приглашения... "Испортилась. Совсем испортилась!" - констатировала Филь, на миг почувствовав себя кефиром месячной давности. "И если б моя семья знала, как я скатилась, то она бы коллективно плюнула на меня и отреклась от такого непутёвого дитяти... Это всё подвал! Это всё с него началось! Стресс, помноженный на алкоголь, и - вуаля! - психика полетела! Как я могла, так быстро стать вот... вот этим?! Лежу в мешке, посреди какой-то лужи! О я несчастная!.."
И в самый кульминационный момент, когда расстроившаяся было Фаиль готова была пустить слезу, кто-то невежливо потыкал её пальцем, а потом ещё и завизжал. Эльфийка поморщилась: "Ну, что такое?? Что за манеры?! Даже взгрустнуть нормально не дадут! Мои бедные уши!!" И только она приготовилась прочитать пламенную лекцию о вреде визжания над чувствительным эльфийским ухом в момент тяжких умственных размышлений его хозяина, как кто-то потормошил её и поинтересовался, кто здесь! Филь подавилась нравоучением и раздражённо ответила:
- Кто-кто... Гном в пальто! Но через секунду одумалась: существо по ту сторону мешка вполне могло оказаться потенциальным освободителем, и тогда хамить и пугать его не стоило - вдруг ещё убежит. Поэтому венец мирозданья смущённо кехекнул и вежливо добавил:
- А там кто?

"Маниак?!!" - мысль-паникёрша мгновенно выскочила откуда-то из закоулков сознания, как только рядом с лицом в мешковину вонзилось НЕЧТО. Нечто металлическое и острое. Как раз такое, каким любят пользоваться всяческие маньяки и прочие преступники. Чик-чик – и хорошо наточенный нож без проблем уберёт ненужного свидетеля, изуродует случайную жертву, ненароком перережет горло. Нож вообще очень полезная и удобная вещь. Вытер потом об тряпичку, положил в карман и пошёл, насвистывая, дальше: ничего не видел, ничего не слышал. Погуляешь, погуляешь – может быть, и на ещё одну жертву наткнёшься. И хорошо б тоже в мешке: не убежит, руками особо не помашет, а остальное уже дело техники. Вся эта картина проскочила перед глазами эльфийки за считанные доли секунды, и реакция последовала незамедлительно. Мешок вздрогнул, икнул и обмяк. Неожиданная подлость, знаете ли, ошеломляет. А если ещё до этого было совершено коварное похищение, то... Нервишки-то, они пошаливать начинают. И везде уже наёмные убийцы мерещутся, и мешок уже ядом пропитан, и ножики тут всякие перед лицом маячат...
- Ииииии!! - взвизгнула Филь и зажмурилась. Этим воплем она выразила всё своё отношение к несправедливой и жестокой окружающей действительности, к её непредсказуемости и коварности.
Но лезвие вопреки ожиданиям не вонзилось в хрупкую эльфийскую плоть, а поползло куда-то дальше, с треском разрывая мешковину. "??" - недоумённо подумала Филь. Недоумение сменилось облегчением. Шумно выдохнув, Филь решила, что именно сейчас её, наверное, резать не будут. Почему? А какая разница! По крайней мере сначала извлекут из мешка, а потом уже и зарежут, и удавкой задушат, и мечиком покромсают, и пару стрел между глаз пустят - для верности. А то они живучие жутко, эльфы-то. Фаиль глупо хихикнула, но тут же примолкла, придавленная грузом неожиданно свалившейся информации. Кто-то наверху явно решил поиздеваться над расшатанной эльфийской психикой.
А мешку было начихать на филевские душевные метания и он, знай себе, поролся. И вот уже дыра была настолько велика, чтобы немаленькая взрослая эльфийка вылезла наружу, чем та не преминула воспользоваться. По ту сторону мешка было тепло и солнечно. И это хорошо есть. Фаиль пару секунд недоумённо похлопала глазами, потрясла головой. Подняла голову и... И наткнулась взглядом на ещё одно НЕЧТО. Это нечто уже не было металлическим и острым. Оно было чёрно-белое, хорошенькое, маленькое, грязненькое и... и с ушками. Чёрными круглыми ушками. Почему-то сей факт очень смутил Филь. Она недоумённо уставилась на уши, потом недоверчиво и вопросительно заглянула в глаза существу.
- Спа-спасибо?..

"Милое личико, большущие желтенькие глазки, смешной ростик... Кто ж ты такая, прекрасная незнакомка с незапомнившимся именем? И что ж ты так меня рассматриваешь-то? Я так ужасно выгляжу? Или в этом мешке должен был лежать кто-то другой, но точно не я? У-у-у, какие глазищи! Как лимонные пастилки, ага... Нет! Не поддаваться на провокацию! Милые ушки, глазищи - это всё неспроста! Внешность наёмных убийц порой очень обманчива! Да и вообще не стоит доверять первому встречному, кто знает, какие корыстные цели она преследовала, вытаскивая меня из мешка! Мешок. Фуу, какой позор..." Ледяные, голубенькие и вообще такие умм... как мятные леденцы, глазки шмыгнули куда-то в сторону, щёки слегка порозовели, хотя под слоем пыли и грязи это, наверное, было не очень заметно. А пальцы нервно затеребили подол рубахи. Стыдящийся эльф - явление редкое и забавное. Обычно Филь не мучалась приступами совести, но перед этой милашкой ей почему-то резко стало стыдно. За мешок, за грязь, за визг, за рост, за прошедший дождь и лужи. И вообще у Филь появилось ощущение, что она не оправдала каких-то ожиданий этого прелестного существа, как будто обманула ребёнка, отобрала у него конфетку и вообще совершила все мыслимые и немыслимые гадости.
"- Погодка улучшается, знакомься - это Инариус, есть тряпочка?"
Удивление выпихнуло зарвавшуюся совесть, пробывшую в отпуске чёрт знает, как долго, и теперь решившую отыграться на эльфийке за всё упущенное время. "Фух, стыд - штука неприятная и опастная", - подвела черту Фаиль под собственными размышлениями и душевными метаниями, благодарно взглянула на нимфу и приложила прохладные пальцы к горящим щекам. С непривычки щёки расстарались, покраснели и теперь от них можно было прикуривать. Пальцы были прохладными, но не ледяными, что огорчало.
"Погода, Инариус, тряпочка?" - первоначальное удивление сменилось задумчивостью.
- Погодка славная. Инариус - это кто? А тряпочки нет, только мешок. Вот, - отрапоротовала эльфийка, стараясь не нарушить последовательность. Приступ жгучего стыда прошёл, осталось лишь лёгкое чувство вины. Смущённая такими непривычными переживаниями Фаиль обиженно швыркнула и решила, что как только доберётся до Ломиэля, поселится в глуши отшельницей и проживёт так лет эдак пять. Для восстановления душевного равновесия.

Кто-нибудь другой на месте Филь при виде мило чихающей нимфы расплылся бы в улыбке, сложил бы ручки замочком, радостно запрыгал на месте, причитая «Какая прелесть! Нет, ну, какая прелесть!», и стёк бы на землю маленькой счастливой лужицей умиления. Но Фаиль была не такая! Нет! Но не подумайте, что эта эльфа была настолько сурова, что от одного её взгляда молоко не банально скисало, а само взбивалось в масло, дети плакали от ужаса, а стоило ей грозно пошевелить бровями, как даже самые брутальные мужи начинали истерить и визжать аки девицы какие. Нет, такой суровостью и обаянием она, увы, не обладала (хотя хотелось бы). Просто Филь не любила маленьких детишек, не приходила в восторг при виде пушистых котят и не млела от милых розовых рюшечек на платье и вообще в этом плане была довольно хладнокровна. Одобрительно поцокать, скупо похлопать в ладоши, улыбнуться, сказануть что-нибудь поощрительно-вычурное – вот, пожалуй, и всё, на что была способна эти длинноухая. Обычно при виде чего-нибудь занимательного она всегда загоралась желанием потыкать эту интересность пальцем, пожулькать, понюхать, а порой и пожевать. И только потом начать восхищаться или даже умиляться. Вот такой любознательный характер, да. Но тыкать пальцем в разумное пандообразное существо, и тем более жевать его, невежливо и неадекватно. Да и зачем его тыкать, если оно чихнуло? В этом случае надо бежать куда подальше и вопить «Эпидемия! Эпидемия!! Спасайся, кто может!». Но это тоже невежливо, хотя и разумно. А к спасителям нужно быть как-то повежливей. Поэтому Филь ограничилась тем, что отползла немного в сторону, дабы уменьшить вероятность заражения, и участливо заглянула нимфе в глаза. Но акт сочувствия не продлился долго, ибо эльфа тут же заинтересовалась другим не менее интересным объектом.
Отношения с фауной у Филь были своеобразные. Животные не то, чтобы её не любили, но уже интуитивно начинали относится к ней с опасением. И профессиональная принадлежность в этом случае роли почему-то не играла. Но Фаиль - дивчина ногастая и рукастая, поэтому вывернуться из жарких её объятий и сбежать было непросто. Филь коварно улыбнулась и смерила будущую жертву собственной любознательности долгим взглядом. Безрезультатно. Попытка отнести Инариуса к какому-нибудь известному виду зверья окончилась неудачей. Филь расстроилась: как никак друид, должна всякую животинку с первого взгляда узнавать.
"Поймать, пощупать и идентифицировать!" - глаза у эльфийки загорелись, ручки зачесались, и вся она как-то вытянулась, напряглась и стала чем-то похожа на собаку, взявшую след.

Отредактировано Филь (2009-30-03 04:45:12)

Разом приунывшая эльфийка тоскливо посмотрела на сумку, в которой скрылся объект её исследований, вздохнула и...
- А? - "меня о чём-то спрашивают? И, по-моему, уже до этого спрашивали. Или нет? А что я ответила? Вроде, ничего... Да, точно спрашивали." Стало неловко, что она, разиня эдакая, задумавшись о своём, нагло проигнорировала вопросы, а собеседник, понимаешь, ждёт, волнуется, нервничает -  что ж ему не отвечают и не отвечают! Тут и заподозрить её, невинную, но скрытную Фаилюшку, в чём-то нехорошем недолго! Эльфа внимательно пригляделась к Афи: не обиделась, не заподозрила? Вроде, пронесло. Стараясь замять неловкую ситуацию, смутившаяся Филь сконцентрировалась, поднапрягла память, сосредоточилась и выдала то, чего так жажадала нимфа: нормальную развёрнутую речь, на заданную тему:
- Куда путь держу? А и не знаю. Ну уж точно не в Орфео! Я туда теперь - хе! - ни ногой! - друидка нервно сглотнула. "Думаю, не стоит выдавать подробности моих похождений в Орфео. А то мало ли... Интересно, а она спрашивала моё имя? Эх, всё прослушала! Ладно..." Грациозный и абсолютно естественный перескок на другую тему:
- А зовут меня Фаиль, можно - Филь. Была коварно похищена из - "ага, ещё скажи "из родного дома, из своей собственной тёплой кроватки"", - из Орфео. - мах рукой в сторону города. О мотивах похитителей даже не подозреваю! Не знаю, зачем им красть невинного, законопослушного - "ну-ну..." - жителя Ломиэля. Да, я -приезжая, но это же не повод! А, может, они - расисты? А если и не расисты, то просто мародёры! Обобрали меня до нитки! Хоть последнюю рубаху не стащили, и то спасибо! Оставалось только жалобно заголосить, объявить себя погорельцем и начать просить корку хлеба.

- В Ломиэль?! - эльфийка неэстетично разинула рот и вытаращила глаза. "Почему в Ломиэль?! Почему сразу - в Ломиэль?!! Что, если эльф, то - сразу в Ломиэль, да?!! А я, может, не хочу! А мне, может, вообще в другую сторону! И вообще!.." - Филь подавилась возмущениями, захлопнула рот и как-то обречённо подумала, что не готова ко встрече с роднёй. По крайней мере в эти полвека точно. Но с другой стороны куда деться теперь уже нищему и обиженному жизнью эльфу? В Княжество, дабы безызвестно сгинуть в каком-нибудь особо тёмном переулке от рук местных расистов, хулиганов или просто голодных нелюдей? К оркам, в степи? Единственное, что долго и счастливо проживёт у орков от эльфа, - это его уши. Предварительно засушенные по особой технологии и надетые на нитку. А умельцы могут ловко разрисовать их национальными узорчиками и нецензурными выражениями, плюс лакировка и художественное прокалывание... Такие уши уже могут стоить весьма и весьма неплохо.
Фаиль вздохнула и подумала, что, как ни крути, а возвращение на историческую родину предвидится в скорейшем времени. Если повезёт, и путешествие закончится благополучно. А то дороги-то нынче опасные, времена неспокойные, тропы дикие, а разбойники наглые...
- Ну, в Ломиэль, так в Ломиэль, - тоскливо подвела Филь черту. Ночевать? Хмм... Ну, не знаю, - эльфа замялась. Внаглую просится в палатку было бы... как бы это... ну не совсем вежливо (ох уж эта вежливость!), да и странно. Филь по сравнению с нимфой ощущала себя, если не тётей-великаном, то существом сильным и могучим, и в силу этой своей могучести чем-то обязанным тем, кто послабже и поменьше, то есть Афилике и её белке. Ответственность, так сказать. И никуда от этого назойливого чувства было не деться. Вот если бы нимфа сама догадалась, что большому брату эльфийке некуда податься и гостеприимно предложила бы разделить кров... Фаиль поднялась - разница в росте стала ещё очевидней - отряхнулась и отправилась помогать Афи ставить палатку. Жест доброй воли с вполне себе корыстной подоплёкой. И скромно добавила:
- Зато знаю дорогу до Ломиэля, - "та-ак, солнце куда клонится? Туда. Значит, там - запад. А там, соответственно, - юг. А на сколько я помню, чтобы попасть из Орфео в Ломиэль, нужно двигаться на юг. Вот. С направлением разобрались. Дорогу я в общем-то помню, но смутно. В общем - дойдём, ведь не стоит забывать, что у всех эльфов ориентирование на местности - в крови!" Ну всё. Главный козырь выложен, и теперь нимфа просто обязана возлюбить Филь и потесниться в своей палатке.

Видимо, кто-то там наверху наиздевавшись над эльфой посредством всяких неприятностей (ну там крысы, например, толпа с кольями, сидение в мешке...), решил таки поощрить её стойкость и послал ей нимфу с плащ-палаткой. А, возможно, просто решил сделать что-то приятное, а потом, когда друидка разомлеет от неожиданно нахлынувшего счастья, "обрадовать" ну особенно гадостной гадостью. Показать Фильке полосатость бытия, так сказать. Сначала что-нибудь хорошее, а потом, по логике, что-нибудь плохое. Хорошее, плохое, хорошее, плохое, плохое, хорошее... В таком случае лучшим вариантом для Фаиль было бы пойти, улечься в канаву, каким-нибудь образом заснуть там, а утром проснуться с ожиданием чего-нибудь оччень хорошего взамен гадостной ночи. Хорошее, плохое...
Но филевская головушка была занята совсем другими глупостями, и полосатый окрас жизни её сейчас волновал меньше всего. Оправившись от изумления - так неожиданно извлекла Афи плащ-палатку из глубин торбы - Филь занялась костром. Ибо надо же хоть чем-нибудь отплатить за кров кроме сомнительного знания дороги в Ломиэль. Да и погреться у огня было бы весьма неплохо. Объявив, что займётся костром, Филь аки заправский древолом, древоруб и белка подзакатала рукавишки и решительно отправилась за хворостом. Но это не значит, что она не могла отвечать на вопросы:
- В смысле "чем"? - Филь почувствовала себя маленькой девочкой, у которой спрашивают, кем она будет, когда подрастёт. Эльфа даже не обратила внимания, что она теперь - не Филь и даже не Фаиль, а Фи.
Дерево, у которого обосновались новоспутницы, к счастью пилить или рубить (неизвестно чем) не пришлось, ибо под ним и на нём имелись сухие мёртвые ветки. Эльфы они такие, не любят деревья портить. Насобирав нападавшего сушняка, Фи, повздыхав, обломала и нижние сухие ветки. Про запас. Затем следовало сложить сам костёр. Некоторая подмоченность материала эльфийку, похоже, ничуть не смущала. Она, аки старательный туристик, разгрёбла место, обложила его камешками и сложила аккуратненький шалашик из хвороста. Оглядев собственное творение, Филь умилилась. Осталось только поджечь.
- Есть кремень?

Отредактировано Филь (2009-15-04 02:49:18)

Кремень-шлемень... Конешна есть! Афи извлекла его откуда-то из недр (как всегда) своей торбы, и подала эльфийке. Кажеться, Её страное и бесцельное путешествие начало приобретать вновь этакий бытовой оттенок. Кремень есть? Есть! А полотенечко? А может, и мыльце? О! Надо бы причесаться. И поспать. А с утра - перебрать сумку. И ещё.....
А еда есть? Есть! Девчушка с видом преисполненной гордости достала из сумки же сверток, приятно попахивающий копчёной свининой. А вы что думали? Что она в таверне того поросёнка действительно сама целиком съест? Нет, просто Афи хоть и дурочка, а про пузо не забывает. В дороге она бы не достала такого поросёночка, да ещё и приготовленного уже. Осталось только его разогреть.
Душу даже стало греть мысль, будто она, маленькая и щупленькая, глупенькая и непутёвенькая, спасла, откормила и напоила представительницу великого и загадочного рода эльфиек. Впрочем, Афи и сама была представительницей загадочного рода...... Мда, не известно ещё какого точно. В конце концов, что только об этих григах не говорили - и воры, и совращенцы (уж не известно как), и те ещё шутнички..... Даже наша горе-нимфа поёжилась при мысли о своих "корнях", хоть её голова и не была способна ни на какие, хоть немного напоминавшие философичные думы.
И всё же, хоть от свиной тушки осталась больше половины, Афика оценила её как скудный ужин, да правда выбора не было....
Торжественно продемонстрировав свои богатства Филь, девка попыталась объяснить свой заданный вопрос.
- Апчхи!... ой,  - потрясла головой, пытаясь отмахнуться от головокружения, каждый раз вызываемого чиханием, - Ну......... - протянула она многозначительно, - куда пойдёшь, что будешь делать, наверное.. и это, может у тебя есть какие-то дела? - осторожно так, из-под тишка ковырнула она, пытаясь определить их совместимость. Да-да, именно её, ведь у маленькой прохвостки созревал коварнейший план взять Филь с собой и путешественницы. Или что-то типа того.  Она не думала извиняться, вроде, "может я тебя отвлекаю?", но и навязываться не хотелось, потому что Афи точно знала, что ни к чему хорошему это не приведёт. Такие вот гениальные выводы созрели в её головке. Которой не мешало одновременно думать о потусторонних мыслях о Инари, Таранчике и влажной траве, на которой им предстоит спать сегодня ночью.